Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Этого ответа я и ждала.
* * *
Тем вечером мы с Кевином встретились в сумерках возле его дома и проехали квартал до дома отца на машине, чтобы собрать мои вещи. Я взяла бóльшую часть одежды, обуви, туалетных принадлежностей, некоторые письма и оставила диски. Я твердо знала, что отец в цирке, до которого по меньшей мере полчаса езды, но все равно опасалась, что он может вернуться в любую секунду и поймать нас. Кевин, более серьезный, чем обычно, тоже был не в настроении тянуть кота за хвост. Я побросала вещи в сумку.
Что почувствует отец, когда вернется и обнаружит, что меня нет? При этой мысли на меня всем грузом упала грусть, какой я не испытывала, когда представляла, как все случится, положив телефонную трубку. Возможно, отец не хотел, чтобы я съезжала; возможно, он отталкивал именно тех, кого боялся потерять, и не способен был удерживать в своей жизни людей, которые могли бы указать ему на этот порочный круг. А если и был способен, то все равно не стал бы их слушать.
И только спустя много лет мне пришла в голову смелая мысль: он мог чувствовать себя брошенным, даже преданным, когда я на полгода перед Гарвардом перебралась к маме, а потом и вовсе уехала за сотни километров. Это было нечестно, но вполне могло быть правдой: он столько лет пренебрегал мной, но разозлился, когда пришла моя пора покинуть его. Если бы меня спросили тогда, я бы сказала, что он ненавидит меня, что и не заметил моего отсутствия. Я исключала всякую вероятность того, что он может скучать по мне и из-за этого так злится. Я не стоила его тоски. И только когда мне было уже за тридцать, я осознала, что, возможно, именно боль от потери – меня – приводила его в ярость. Большинство родителей проводят со своими детьми годы и постепенно примиряются с тем, что те покидают их. Но для него это было ново.
Когда мне было примерно двадцать пять, отец навещал меня в Лондоне. Мы гуляли в Грин-парке и присели рядом на лавку.
– Если бы я был стариком, я бы все время проводил здесь, на этих лавочках, – сказал он, озираясь.
В то утро в парке не было стариков, и все лавочки были свободны.
– Знаешь, – сказал он после, – те годы, что ты жила с нами, были лучшими в моей жизни.
Ни с того, ни с сего. Я не знала, что ответить: для меня это было тяжелое время, и я думала, что и для него это был один из худших периодов.
– Возьми только то, что тебе необходимо, – сказал Кевин, – и оставь записку.
Я написала: «Дорогой Стив, я съехала, как ты и велел мне сделать, если я не пойду с вами в цирк. Надеюсь, ты завтра позвонишь». «Напиши, где ты будешь», сказал Кевин. «Я поживу у Кевина с Дороти», – приписала я, а ниже – их номер, а под ним: «Люблю». В ту минуту происходящее казалось менее реальным, чем когда мы обсуждали это днем. Я все надеялась расслабиться, но не настолько, чтобы Кевин решил, будто я считаю его добрый жест будничным.
Почему соседи решили мне помочь? Они давно знали, как отец обращался со мной, и им это было глубоко неприятно. Отец Дороти, который тоже был выдающимся и харизматичным человеком, вел себя жестоко по отношению к ней. У них было достаточно денег – они могли позволить себе мое спасение. Им не нравилось, что отцу сходило с рук жестокое обращение с ребенком только потому, что у него было много денег и окружающие перед ним заискивали. В последующие несколько лет я много раз спрашивала, как могу отплатить им, а они отвечали, что я должна помочь кому-то еще, когда смогу. Помочь другому ребенку.
– Давай выдвигаться, – сказал Кевин.
На моей кровати в их доме тем вечером я обнаружила поднос с посыпанными сахаром пряниками в пластиковой упаковке, травяной чай в термосе и приветственную записку от Дороти. Утром, перед отъездом на ферму, я потянула мышцу на шее, и спазм не давал мне покоя весь день. Голова не поворачивалась, я промучилась до вечера.
Отец не звонил и не отвечал на мои звонки.
Остаток лета я провела у соседей, работала на ферме, навещала мать, размышляла об отце и гадала, что у него на уме. Дороти готовила для меня. Я решила не принимать антидепрессанты, как советовал мне в начале лета доктор Лейк. Я только старалась уравновешивать все грустные мысли, которые то и дело закрадывались мне в голову, оптимистичными. Поначалу такие мысли приходили часто, потом – реже, и к концу лета самые жестокие, жалящие голоса исчезли. Я больше не была ни подавленной, ни тощей.
♦
– Я попрошу Стива купить мне дом, – сказала мне по телефону мама.
Я была уже на втором курсе.
Она все еще жила у друга в Менло-Парке, и если я приезжала на каникулы и праздники, то останавливалась у соседей.
– Он никогда этого не сделает, – ответила я.
– Буду упрашивать, пока не согласится.
У нее никогда не было своего дома. За все мое детство он так и не купил нам дом, мы всегда снимали их. Значит, если такая покупка в теории была возможна, она бы уже состоялась. Почему она решила, что сможет выпросить для себя дом сейчас, когда я больше не жила с ней, когда он не разговаривал со мной? И почему, если она способна была его убедить, она не сделала этого раньше?
Мысль о том, что отец мог купить дом – мог и раньше, – приводила меня в ярость. Хотя я и хотела, чтобы у нее было свое жилье.
Несколько месяцев спустя он согласился. Мама нашла выставленный на продажу дом в Менло-Парке, который отвечал его требованиям: расстояние от его дома до этого не превышало заданной отметки, он был дешевле 400 000 долларов. Это был деревянный дом на оживленной Аламида-де-лас-Пулгас, с тонкими стенами, двумя спальнями и милым задним двориком. Отец потребовал, чтобы он был не слишком далеко, потому что намеревался осмотреть его перед покупкой, но в конце концов заплатил за него, так и не появившись.
Летом после второго курса я получила работу в генетической лаборатории при Стэнфорде, где подрабатывала в старшей школе. Это были мои последние каникулы в Пало-Алто.
Мама готовила для нас салат из свежих листьев эстрагона и латука. Шила занавески, настрачивая полотна ткани одно на другое. Выращивала в саду помидоры и забывала поливать их, отчего листья сохли и коричневели, но плоды от этой небрежности делались слаще.
Отец все так же отказывался со мной разговаривать, но настаивал, чтобы я проводила время с братом, который по мне скучал. Я согласилась: несколько раз приходила к ним в надежде, что мы наконец поговорим, но он делал вид, что не замечает меня. Тогда я объявила, что мне нужно объясниться с ним и что я не буду сидеть с братом, пока он меня не выслушает. Но слушать он не стал и обвинил меня в том, что я бросила брата.
Однажды Кевин и Дороти заглянули к нам с мамой, когда в нашем доме царила паника. Только что звонил отец, орал на меня и требовал, чтобы я оставалась с братом, а потом прислал маме гневное письмо по электронной почте. Он писал, что я ужасная эгоистка, уклоняюсь от обязанностей по отношению к Риду. Мы с мамой пали духом и не знали, что ответить. Я стала подозревать, что, возможно, в чем-то неправа. Я все время твердила отцу, по телефону и в письмах, что с радостью увижусь с братом, но сначала мне нужно поговорить с ним.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
